Что было в его распоряжении? Три роты солдат, вооруженных старыми дульнозарядными ружьями, которые помнили еще улыбку Бонапарта, древняя бревенчатая башенка, долженствующая изображать наличие вооруженного форта, да два обветшалых корвета с небольшим количеством устаревших пушек, пригодных лишь для салютов. На что он может рассчитывать с такой "могучей" армией? Разве что держать в повиновении местное туземное население. И все.
А ведь Новая Каледония находилась в Тихом океане, где практически безраздельно господствовал флот Российской Империи. Особенно после реформы 1868 года, которая произвела "реструктуризацию материальной части" и свела под имперские знамена довольно разноплановые корабли. На 1 января 1871 года, по материалам, присланным для ознакомления из Парижа, русский флот в Тихом океане имел по штату десять полновесных фрегатов, двенадцать корветов и двадцать шесть шлюпов. Причем все — парусно-винтовые и вооружены современными пушками. Не считая других сил.
Но час назад депрессивные размышления Франсуа, сидевшего в небольшой террасе за кружкой ароматного чая, прервало прибытие взволнованного унтер-офицера.
— Месье, в море замечено около десятка парусов, идут в нашу сторону, — вытянувшись и козырнув, доложил унтер.
В военное время появление на горизонте любой эскадры было тревожным событием для столь слабой колонии, и Франсуа, приказав трубить сигнал тревоги, немедленно отправился на верхнюю площадку своего "форта".
Приказ, увы, запоздал. Корабли, оказавшиеся русскими, были замечены слишком поздно и когда он, запыхавшись, поднялся наверх, уже входили на внешний рейд, полностью заблокировав корветы, на которых еще не начинали выбирать якоря. Все замерло в шатком равновесии: французские корабли и гарнизон продолжали готовиться к отражению атаки, не предпринимая, впрочем, решительных действий, а русские… Русские, имея подавляющее преимущество — все пушки посчитать не смогли, но, по всей видимости, ни у местного гарнизона, ни у корветов не было ни единого шанса — повели себя странно. Пять шлюпов легли в дрейф на самой границе рейда, три фрегата, слегка дымя трубами, прошли чуть вперед и расположились между ними и берегом, а корвет, прикрывая эскадру, остался мористее. Казалось, они чего-то ждут. Наконец, у борта головного фрегата вспухло облачко холостого выстрела и по его грот-мачте скользнули сигнальные флажки.
— Что они хотят?
— Вызывают из порта катер, месье.
— Значит, хотят поговорить. Жюль, распорядитесь подготовить мне шлюпку и прикажите дать ответный салют.
— Да, месье. Разрешите выполнять?
— Ступай. — Унтер-офицер спешно удалился, а Франсуа медленно, как-то даже через силу, направился верхом на лошади к себе домой. Нужно было переодеться в парадный мундир.
…
Спустя четыре часа. Борт флагмана эскадры — фрегата "Варяг".
…
— Месье, между нашими странами идет война, но я хочу максимально избежать жертв. — Капитан первого ранга смотрел спокойным, лишенным всяких эмоций, взглядом.
— Вы знаете, сколько войск расположено…
— Знаю. Три роты плохо обученной пехоты с сильно устаревшим вооружением. Причем боеприпасов очень мало — примерно по десять выстрелов на бойца.
— По девять, — печальным голосом поправил русского офицера Франсуа. — О ваших силах, я так понимаю, спрашивать нет смысла.
— Вы правы. Смысла нет. Это военная тайна, которую мне по уставу разглашать не положено.
— И что вы предлагаете?
— Предлагаю вам сдаться и сложить оружие. Вы ведь разумный человек и понимаете, что соотношение сил несопоставимо и в случае вашего отказа произойдет на битва, а бойня.
— Я все понимаю, но дело в том, что я не только офицер, но и крупный землевладелец. Если я ради сохранения жизней, ни в чем не повинных людей, сдам гарнизон, то сохранятся за мной мои земли? Или их конфискуют в пользу Империи? И что будет с моими солдатами?
— Все зависит от того, как именно буден сдан гарнизон.
— Что вы имеете в виду?
— Я уполномочен предложить вам привести гарнизон к присяге Александру III. Если вы это сделаете, то личный состав будет направлен в Россию для дальнейшего прохождения службы. За исключением тех, кто пожелает уволиться из вооруженных сил России и остаться на острове в качестве поселенца.
— Это очень заманчивое предложение, но ведь вы вполне можете взять все силой, и мы не сможем вам противиться. Зачем вам это?
— Основной задачей является минимизация военных издержек. Несмотря на абсолютное военное преимущество, нам придется потратить довольно значительное количество боеприпасов и понести некоторые потери. Наш Император ценит людей, верных его престолу и не рискует их жизнями зазря. Кроме того, не все и не всегда нужно решать силой. Можно изыскивать и иные способы.
— Я могу подумать? — Недоверчиво спросил Франсуа?
— Конечно. Можете вернуться и все обсудить со своими людьми. Сейчас эскадра уйдет, а через три дня мы вернемся с новым гарнизоном. Вы меня хорошо поняли? — Вопросительно поднял бровь капитан первого ранга.
— Безусловно.
…
Спустя три месяца в главной имперской газете "Московская Правда" вышла большая статья о том, как Новая Каледония, не оказывая сопротивления, перешла на сторону русских и добровольно практически всем населением острова присягнула Александру III, выйдя из-под угнетения "Парижского узурпатора". Скандал получился знатный, особенно после того, как бывший капитан французской армии Франсуа Депардье продал свои земли в Новой Каледонии в пользу Империи и, получив баронское достоинство, переехал в город Саранск, где занялся созданием частного коммерческого сельскохозяйственного предприятия, специализирующегося на прудовом рыбоводстве. Благо, что полученных денег хватило для долгосрочной аренды весьма приличных земельных угодий. В конце концов "деньги не пахнут", а героически гибнуть за самовлюбленного правителя, стремящегося утащить с собой на дно как можно больше людей, у Франсуа не было ни малейшего желания.
Глава 34
Хельмут фон Мольтке стоял на небольшом наблюдательном пункте и недовольно морщился от запаха гари и трупного разложения, что доносился до него легким ветерком. Эта тошнотворная свежесть приходила от бульвара, что лежал в трех милях от фельдмаршала. Вроде бы обычная улица, проход по которой был закрыт довольно массивным завалом из камней. На первый взгляд ничего необычного. Однако фланкирующие огневые точки французов, укрытые в зданиях, превращали этот бульвар в заваленную трупами аллею смерти.
Хельмут смотрел на эту картину локального апокалипсиса и с трудом сдерживал злобу. Да и что говорить — натуральную ярость! Ведь уже вторую неделю шел штурм, а толку не было практически никакого. Все подходы к Парижу завалены трупами. А продвижение ограничилось глубиной в один-три квартала, да и то, только потому, что занятые территории города не вписывались в концепцию обороны и никем не защищались.
Укрепленные фланкирующие огневые точки оказались решением совершенно неприступным для военной машины европейских стран образца 1871 года. Ведь их располагали за серьезными фронтальными укрытиями, а потому пулеметчики и артиллеристы оказывались фактически неуязвимыми для легких полевых орудий Пруссии, Италии и прочих участников антифранцузской коалиции. Чугунные гранаты, начиненные черным порохом, действовали чрезвычайно слабо.
В связи со столь печальной обстановкой на передовой положение в рядах осаждающих армий стремительно ухудшалось: падала дисциплина, усиливалась дезертирство, становились чаще случаи неподчинения командирам. То есть, моральное разложение шло ударными темпами. В памяти фон Мольтке особенно отпечатался эпизод, когда пришлось расстрелять целую роту пехотинцев, поднявших бунт и заколовших штыками своих офицеров.
Ситуация с каждым днем становилась все хуже и хуже, а успех становился все более призрачным, настолько, что…. Но из угрюмых мыслей его вырвал знакомый голос адъютанта, о чем-то там рапортовавший. Не разобрав сразу фразу, фельдмаршал обернулся и переспросил:
— Герхард, что случилось?
— Срочная депеша, — вытянулся по струнке адъютант и протянул конверт.
— Что там? Не в курсе?
— Приглашение на вечерний чай в ставку британского командования.
— Что, эти островные сидельцы придумали новый способ штурмовать укрепленный город?
— Не могу знать.
— Конечно, Герхард, не можете, — слегка покачал головой Хельмут. — Вы свободны.
…
Вечером этого же дня.
— Итак, господа, — сэр Эдуард Дерби в форме пехотного офицера британской армии смотрелся весьма не дурно. — За девять дней боев мы понесли чудовищные потери. Только двести семь тысяч убитыми! Но никаких серьезных успехов, угрожающих Парижу падением, добиться не смогли. У кого какие предложения?
